дописулька к этому:
Толстяк вдруг рассмеялся и хлопнул себя веером по колену.
- Переводи! - потребовал Яотль.
- Он говорит… уф. Говорит, что знает одно применение для этого юноши. Если бы он, ахав, сейчас умер, он хотел бы, чтобы Ах Кеха положили к нему в гробницу…
- Тогда – пожелай ему еще долгих лет жизни, - откликнулся Яотль.
Шутка ему не понравилась.Ну, прода, чего уж там. Мало, косо, криво, производное от дел моих грешных. Звиняйте, если что не так.читать дальше– Уроды косые.
Яотль рвал, метал и скрежетал зубами. Внешне, впрочем, оставаясь опасно спокойным.
– Кишки бы им вырвать. И скорпионов в задницу.
– Капитан…
– Ты еще, т-толмач…!
Волшебное дерево мешика не впечатлило. Оно оказалось самым обычным – низеньким, с серой корой и скудной желтоватой листвой. Он было усомнился, что это именно тлапалошочитль, но купец поклялся землей, что это оно и ничто иное.
Беда была в другом – дерево оказалось всего одно. Росло оно возле небольшого храма бога-ящерицы. И продавать его майя ни за что не соглашались. Конечно, Яотль чего-то такого ожидал, однако его праведного гнева это не убавило.
– Морды крашеные.
Он выхватил у служанки кувшин и отхлебнул. Вкус медовухи, даже разбавленной, показался еще отвратительней, чем в первый раз, но выбирать не приходилось.
– Что вытаращилась? Ступай! Ну, если не отдадут…!
Шикотенкатль цокал языком, сочувственно качал головой.
Ждал, пока этот безумец с изрезанной мордой выплеснет свой гнев, чтобы затем (словно умница-жена – своенравного, но бестолкового мужа) угомонить его парой точно подобранных слов.
Обычно получалось.
Нет-нет, разумеется, Яростный Шмель даже в мыслях не питал к господину Мауиззояотлю какого-то непочтения.
Трудновато не уважать человека, способного в ярости одним ударом свернуть виноватому в потере поклажи голову на бок. (Нерасторопного раба прямо там, на бережку и похоронили. Господин куачикки сквозь зубы пообещал оплатить ущерб, но Шмель сделал вид, что не расслышал…)
Словом, даже мысленно Шикотенкатль был предельно далек от неуважения. Кто он? – Обычный торговец, в рогожку одетый, грязью измазанный. А благородный Яотль?
Вот то-то же.
Шмель чувствовал себя человеком, которого поставили сторожить ягуара, а клетку закрыть позабыли. Зверь взрыкивал, бил хвостом по бокам, но, правда, не нападал. Может, от сытости; может, из лени. Шикотенкатль молился богам, чтобы это животное и дальше ограничивалось только брошенными кусками мяса.
Раздражительный. Нет – просто бешеный. Умом не отличается, но при этом быстр и щедр на затрещины и зуботычины. Беспощаден. Суров. Ведет себя так, словно стоит в первом ряду воинства и врагов задирает. Тут Шикотенкатль просто бледнел – войска-то никакого у них за спиной не было.
Кроме того, пьяница.
Потом оказалось, что и не только… развратник! Чего только Шмель не наслушался от почтенных «банщиков» и перекупщиков из городков вдоль торгового тракта, когда те приходили поутру – требовать свою плату. Сорок раз пожалел, что не вызнал сперва, что за командира им боги послали. А еще пожалел, что взял с собой Колпицу, единственного, драгоценного сынка, наследника торгового дома. От отчаяния он даже собирался оставить мальчишку в чужом городе, на попечение товарищей-купцов, да не собрался – не в силах оказался расстаться. Понадеялся, что пронесет. А сколько потов с него сошло, когда он обнаружил, что этот любитель грязи все-таки положил глаз на Кечолли?! Мальчишка ходил за куилони хвостом, радовался – великий воин обратил внимание… глупый! Шмель оттаскал его за уши (чего не делал уже лет пять) и велел молиться Тласольтеотль об избавлении от позорных соблазнов. Сам помолился Якатекутли, чтобы тот в пути направлял и защищал. Пообещал торговому богу молодого раба без пороков…
(А Кечолли – просватать. Тут же. Немедленно. Как только вернемся.)
И чудо – отцепился проклятый распутник! Даже не смотрел на Кечолли. На задницы своих воинов пялился. Но до этого Шикотенкатлю дела не было. Теперь его волновало другое…
Лишь бы этот безумец придержал свой звериный нрав и не вызвал на бой все селение майя, пока Шмель не закончит договариваться с ахавом.
Яростный Шмель молился.
И старательно подливал капитану.
В селении было так мертвенно тихо, будто стоял новогодний пост. Хотя тут и был вроде-как-пост, канун какого-то праздника. Названия Яотль само собой не запомнил. Запомнил, что он в честь чаков, то бишь – тлалоков. Пиры прекратились, хотя кормили гостей по-прежнему до отвала. Понятное дело, в такие важные дни ахав не мог решать – отдавать гостям тлапалошочитль (или они мало за него предлагают). Жрецы, с которыми полагалось советоваться, тоже постились и приносили жертвы, носов в деревню показывая…
Деревня!
Вот верное слово. Никак иначе эту дыру не назовешь. То ли дело громадный белоснежный Теночтитлан с его великими храмами и обширной торговой площадью. Никакого сравнения! Здесь же настоящий храм был всего один (хотя и добротный, большой) и старый – ступени выщербленные, побелка кое-где потрескалась и отвалилась. Яотль спросил у купца, чей это дом. Оказалось, что Тонатиу, Солнечного Орла. Правда, здесь Солнечный был попугаем (бестолковые майя!)
Яотль в который раз полюбовался на храм. Прошел по деревне – дома были низкими, с острыми крышами, а сразу за ними, кое-где вторгаясь прямо в селение, шумели густые леса…
Он тут на днях попробовал посчитать, какой сейчас месяц, но сбился. Пришлось обращаться к Колибри, как к самому грамотному, и тот заявил, что, видимо, начало Эцалькуалицтли – месяца, когда поедают первый маис. Здесь же поля стояли черными, словно колосья элотля еще не успели добраться до этих краев из райского Тлалокана.
Купец сказал: засуха.
Яотль поглядел на пышные кроны деревьев и решил: лентяи.
Соглядатаи, между тем, не отставали, упорно тащились следом. Во, наглые! Спросить их, что ли, где дом некого Кин Чулула, садовника? Сынка его что-то в последние дни во дворце не видать, гости соскучились…
«И спрошу», – Яотль все-таки развязал плотный плащ, перекинул через руку. – «Приду к старику, предложу чего-нибудь – отдай, мол, сынка мне в услужение. Понравился…» – И куачик ухмыльнулся так зверски, словно собирался сожрать наглого парня на завтрак.
Конечно же, есть красавчика он не стал бы. Однако от жары и безделья (а еще от вечной застенной возни удальцов со служанками – пост или не пост, а кровь играет) мысли Яотля посещали исключительно праздные. По ночам он долго ворочался, не в силах уснуть – мерещилось всякое, рукам покою не давало. От скуки потихоньку приноровился к местному пойлу, пересилил себя…
Может, и правда – пойти к старику, поторговаться? Он бы этого красотулю больно не обижал. Даже рот бы ему чем-нибудь заткнул, чтобы не раскричался. Приласкал бы. Яотль был уверен, что парень потом никому не расскажет, а значит, беспокоиться не о чем. Зла на него капитан на самом деле не держал – только досадовал, что парень оказался чересчур метким и прытким, – и позорить перед людьми не собирался.
Но все, как обычно, упиралось в незнание языка. Надо было просить Шикотенкатля, а эта постная рожа… (далее неприлично).
Волосы были приметные – ярко-черные, с блеском, длиной ниже лопаток, небрежно связанные на затылке.
Юноша, которого Яотль в мыслях своих уже раз двадцать скрутил и отодрал, как ни в чем не бывало сидел у них во дворе. И по-приятельски болтал с Ицтли. Уж неведомо, на каком языке они сговорились, но Нож кивал, будто все понимал, и в свой черед что-то объяснял майя.
– Капитан! – заорал он при виде Яотля, а тот как пришел, так и встал и только что рот не разинул от неожиданности: сам пришел! смуглый, стройный, в белой повязке…
«Не ори, дурень, спугнешь!» – хотел крикнуть Яотль, но парень уже повернул голову – только волосы метнулись по плечам.
Ох, не подвело чутье капитана! – При виде Яотля (который стоял ошалело, вместо того, чтобы…) красавчик тотчас вскочил на ноги. И метнулся прочь со двора – шустрее, чем лань от охотника. Ицтли так и остался сидеть, хлопая губами; в руках у него был кремневый нож. Наконец, мешика спохватился:
– Эй! Ты куда?! – но юноши уже и след потерялся.
– Чего это с ним? – поразился Ицтли. – Сидели, разговаривали…
– О чем?
– Так ведь… да кто его знает! Я же по-ихнему не понимаю. – Нож и сам озадачился. – Вот явился, лопочет чего-то, будто бы спрашивает… А! Он оружием нашим интересовался. Любопытно, значит, ему, что у нас за оружие…
– А ты чего?
– Я показал. Во – ножик! Он говорит: хороший, у нас таких нету…
Яотль сплюнул под ноги. Настроение, и без того не слишком веселое, окончательно испортилось.
– Меньше болтай.
– Так я…
«Что он здесь бродит? Зачем приходил, что высматривал?» – Загадки Яотль любил еще меньше, чем шуточки.
– Я сказал: меньше болтай. Гляди, перед кем рот разеваешь.
– Так это…
– Змеи вернулись?
– Не-е… нет еще.
– А торгаш где?
– Спать завалился.
– Точно?
– Сам не видел, но он сказал…
– Я что велел? Присматривать. А не языком на дворе чесать.
Ицтли скорчил виноватую морду. Но с места не тронулся. Неожиданно его некрасивая физиономия сморщилась – Ицтли заулыбался.
– А парень-то, парень… хор-рош, а, капитан?
– Че-его?
– Говорю: знатный красавчик, – Ицтли развязно хихикнул. – Вот бы его…
– Чего?! – не помня себя, Яотль подскочил и сгреб приятеля детства за волосы. – Что сказал?
– Да я…! Я говорю, – зачастил Ицтли, приседая и дергаясь от боли, – красавец какой, так, может, мы его с собой прихватим? А, капитан? За него много выручить можно, и он вроде не против. Его бы в храм Тескатлипоки продать в самый раз! Разбогатеем! Что он тут видит, в этой грязной дыре? А мы бы его…!
Последнее он прокричал уже вслед Яотлю.
– Пошел ты, Нож…
– Да я-то пойду, – пробормотал Ицтли, потирая затылок – чуть волосы не выдрал, зверюга, – а богам угождать надо. Чего он тут, в этой дыре… а! – И он махнул рукой. – Совсем стал тека йэуа, ни за что бросается.
И снова уселся в теньке, беспечно вытянув ноги.совсем немного и бессвязно, следующий пост подзамочником из-за взрослого контента, ховайся, кто можетчитать дальше– Бейя уич кич… кич… а?
– Кичпам никте, – терпеливо подсказал Шмель, а Колпица скорчил физиономию.
Гибкий Тростник, Оллакатль, влюбился. Его избранница была крепкой, грудастой, с татуировками на плечах. Остальные мешика потешались над Тростником. Советовали сперва попытать счастья хотя бы с обезьяной. Спрашивали, не прилипает ли он к ней – красотка щедро мазала грудь сладко пахнущей пастой. Тростник на насмешки внимания почти не обращал. Он был влюблен и подолгу сидел рядом со своей красоткой на банном дворе (она была банщицей) – то раскуривал для нее трубку, то протягивал тыкву с медовым вином.
Все это, разумеется, молча. Языка Оллакатль не знал.
Так продолжалось два дня, а на третий мешика пал перед купцом на колени и принялся умолять его обучить. Шикотенкатль привычно смутился. Стал отговариваться. Но прочие воины нюхом почуяли развлечение и подняли крик:
– Помоги! Не дай молодцу пропасть!
Пришлось Шикотенкатлю согласиться. Учеником Тростник оказался паршивым, хотя и очень старался. Но непривычные слова не давались ему, язык спотыкался. И вскоре новая потеха всем наскучила (кроме упорного Тростника и – поневоле – купца).
– Лицом ты как прекрасный цветок, – бродя по двору, твердил Оллакатль, которому Шмель объяснил, что сходу говорить «я хочу с тобой переспать» не очень красиво и служанке правителя, наверняка, не понравится. – Бейя уич…
Аж вспотел, как старался.
– Эй! – позвал его Яотль.
Оллакатль оглянулся, потом подошел. Не слишком резво, но капитану лениво было карать влюбленного дурня за оплошность. Надо сказать, что три дня безделья и выпивки заметно сказались на нем. Да и не за тем он дурня позвал, чтобы бить.
– Ближе. Ухо наклони… – Он поманил пальцем: поближе. – Ерундой занимаешься. Лучше спроси у почтеки, как будет по-ихнему «у тебя очень красивая задница».
– Э? А…?
– Ну! Валяй, спроси.
Оллакатль поколебался, но все же отправился в сторону купца. На ходу несколько раз недоверчиво оглянулся. Яотль выдал ободряющую ухмылку: спрашивай, мол, не стесняйся. Переговоры с Шикотенкатлем заняли у Тростника немало времени. Наконец, мешика, видимо, затвердил нужную фразу.
– Ну? – снова позвал Яотль. – Что он сказал?
– Это… – Оллакатль облизнул губы. – Значит так: hach tah… hatz… huatz… Шикотенкатль, как правильно?!
– Hadzutz, – донеслось через двор. – A yit!
– Hadzutz, – повторил Яотль, словно пробуя чужое слово на вкус.
Смазливого парня он после той неожиданной встречи видел всего пару раз и никогда – вблизи и в одиночку. А, может, и видел-то вообще не его. Как-то раз ухватил одного похожего, длинноволосого, за плечо, развернул… а это совсем не тот парень, и нос не такой, и глаза косые. Словно морок напал на Яотля. Знойными вечерами, в густой поздней тени все чудился быстроглазый красавчик – сидит себе на корточках, сверкает зубами…
А руку протянешь – рука хватает только воздух.
Все это, конечно, шутки богов, насмешки бессмертных.
О Тескатлипока, куилони проклятый, зачем ты все глумишься надо мной, зачем издеваешься? Не хватит тебе? Отстань. Отъ…бись.
***
Пост закончился, пошло веселье. Майя с утра жгли благовонные смолы, кормили божий огонь сердцами птиц и животных. Яотль вместе с другими мешиками выстоял службу во дворе деревенского храма. Обряд, конечно, ему не понравился – слишком простенький и слишком много стрекотания на чужом языке, – но мало-помалу общая радость заразила и его. (Хотя внешне куачик ни разу не снизошел даже до улыбки.) Вместе с прочими он бросил в костер шарик копала, прошептал краткую молитву, ни о чем, в общем-то, богов не прося. Купец загодя объяснил, что праздник посвящен тлалокам, но Яотль не видел, чтобы кого-нибудь торжественно утопили в честь дождевых богов. Да и где топить, в чем? В округе – по словам опять же Шикотенкатля – не было ни одной речонки. Впрочем, ломать над этим голову Яотль, естественно, не собирался.
Когда обряд наконец завершился, начался пир, обильно заливаемый медовухой. Прислужники гуляли во дворе текпана, на свежем воздухе; ахав с людьми познатнее – внутри, но вскоре и это гулянье выплеснулось во двор. Яотль пил непривычно умеренно, скромными глотками – настроения не было, вспыхнувшая было в душе радость быстро выгорела и оставила его. Чему тут радоваться? Который день сидим, как крокодилы в болоте, – только и делаем, что жрем и зеваем. Он был уверен, что где-то среди лесов спрятана плантация (никак не могло драгоценное дерево быть единственным!), но Змеи, посланные на поиски, ничего не нашли. Им даже не удалось толком запутать соглядатаев, пользуясь своим сверхъестественным сходством. Младший Змей улизнул из дома – думал, незаметно, но вскоре обнаружил, что за ним все равно увязались. В конце концов, разозленный проволочками Яотль взял почтеку за горло и, слегка сжав, вопросил, так будет им дерево или нет? Шмель честно признался, что, скорее всего, нет. Точно, нет. Ни за что. Ахав не согласен, жрецы очень против. Благородный Яотль должен же понимать…
Яотль понимал – чонталям жалко.
По всему выходило – придется возвращаться, как побитыми, ни с чем.
Можно было, конечно, объявить деревне войну, но Яотль трезво оценивал шансы крохотного отряда расправиться с жителями большого селения. Разве что выждать удобного случая и захватить в плен толстого ахава. Ножик к горлу – отдай.
Отдаст. Или нет.
Яотль заскучал. Всякие жизненные сложности он тоже не жаловал. То ли обсудить дело с Колибри…?
Прямо сейчас.
Майя вокруг хлопали в ладоши, били в барабаны, орали песенки. Яотль поднялся с почетной скамейки, поискал взглядом куаутли, но того нигде не было видно. В середине двора Теачкау, не утерпев, наладился поплясать. Поглядев, как он вытанцовывает, следом потянулись и остальные орлы – показать чонталям, как пляшут мешика. Ицтли ухватил за руку первую попавшуюся девчонку и потянул в общий круг. Думалось, что подавальщица сейчас даст Ножу до голове кувшином, но она только взвизгнула и в круг пошла. Ицтли сперва держал ее за руку, потом нахально обхватил за талию и закрутил.
– Где Колибри? – Яотль наклонил к уху Тототля; тот сидел на земле и хлопками подбадривал танцоров.
– Что? – не слышу…
– Колибри где?
– А-а! Наверное, возле храма остался. – Тототль махну рукой. Взгляд у старого орла был осоловелый, а живот набит так, что нависал над поясом.
– Молится?
– Думаю так.
И не надоело ему? Яотль ощутил раздражение. Он не понимал, что Колибри себе непрерывно выпрашивает, какие грехи замаливает. Но нарушать чужую молитву ему и в голову не пришло бы.
– Найдешь меня, когда он вернется.
Тототль закивал. Хотя, судя по сонному виду, он уже готов был завалиться на бок и захрапеть. Капитан огляделся.
– Оллакатль! Эй! Чималли! Хватит девок мять. Увидите Уицицилин – ко мне отведите.
Молодцы поклялись, что тотчас и обязательно.
Яотль показал пальцем: я буду вон там, – и пошел. По дороге забрал у служанки чашу с вином (нюхнул – фу ты, гадость, воротит… – и выплеснул), ухватил с блюда хороший кусок индюшатины.
Чуть в стороне от дворца рос небольшой сад, здесь было потише. Яотль зашел вглубь, помочился. На обратном пути сорвал листок с мыльного дерева. Тот был желтоватым, подвявшим. «Засуха», - помнится, говорил купец. Яотль уселся возле ограды и, казалось, задумался, вертя листок между пальцев.
Он поднял голову через мгновение после того, как на него упала тень. Однако после – человек подкрался незаметно, а Яотль, погруженный в неясные бессвязные мысли, утратил всю бдительность.
Так что голову он вскинул, когда человек уже стоял над ним – и при желании мог ударить или ткнуть копьем.
Так сказать, с опозданием.
@темы:
про индейцев,
графомань
-
-
04.10.2007 в 00:43-
-
04.10.2007 в 00:47-
-
04.10.2007 в 00:48-
-
04.10.2007 в 00:50-
-
04.10.2007 в 01:04-
-
04.10.2007 в 01:05-
-
04.10.2007 в 01:24А может, они все-таки не все головы курочили?
-
-
04.10.2007 в 01:27-
-
04.10.2007 в 01:29-
-
04.10.2007 в 01:34-
-
04.10.2007 в 01:35-
-
04.10.2007 в 01:39-
-
04.10.2007 в 02:28-
-
18.10.2007 в 21:32-
-
18.10.2007 в 21:37-
-
18.10.2007 в 21:42Только вот как звали сына купца - Кечолли или Колпицу?
-
-
18.10.2007 в 21:54-
-
18.10.2007 в 23:54жуков глянул из главгероя. Неожиданно
-
-
19.10.2007 в 00:05-
-
19.10.2007 в 00:56бестолковый Нап во всех предыдущих кусках, имхо ))
-
-
19.10.2007 в 01:09-
-
19.10.2007 в 08:17В смысле?
-
-
19.10.2007 в 08:53у него не БЛ появилась. Нам просто показали его глазами другого персонажа, и этот другой персонаж видит его не так, как я
lexxnet
я, к сожалению, не умею объяснять (( Вообщем, Нап (добродушный и немного бестолковый) - это самое точное и емкое определение, которое я могу дать.
-
-
19.10.2007 в 09:08Плюс некоторые есенины очень любят картину "Жуков в луже без штанов".
-
-
19.10.2007 в 09:25У него то, что видно снаружи, несколько не совпадает со внутренним образом.
то, насколько не совпадает... это было неожиданно. Для меня ))
-
-
19.10.2007 в 09:34-
-
19.10.2007 в 10:32Просто "куачик(ки)" - это ацтекский аналог берсерка.
блин! Похоже, я невнимательно читала и проворонила объяснения термина
это твоих читателей подводит знание матчасти
-
-
19.10.2007 в 15:04Там его, наверняка, не было.
Придется словарь составлять.
-
-
19.10.2007 в 15:32-
-
19.10.2007 в 15:44Ну да. По моим наблюдениям, Жуковы с большим удовольствием чувствуют себя вальяжными пофигистами.
Если это Нап, где его белая этика?